Чудесная машина

 

         Эта история случилась не так давно. Я тогда жил в коммуналке – старой квартире с желтыми от времени потолками, таинственными коридорами и подоконниками, на которых можно лежать... 

         Жил я в то время один, и коммуналка мне нравилась: в ней не было скучно, не то, что в нынешней квартире, где за толстыми стеклопакетами и стальными дверьми не слышно жизни. Там все было иначе и намного веселей: из-за расшатанных временем дверей слышались разговоры соседей, обсуждающих положение в стране куда интереснее Познера, крики и беготня детей сотрясали полутемные коридоры, кухня напоминала проходной двор, в туалеты случалась очередь, а в ванну неподготовленному человеку и вовсе лучше было не заходить...   

         Так вот, проживал в одной из комнат мужчина, звали его Петр Петрович. Жил скромно, где-то работал. С работы приходил, всем «здрасьте» – и сразу в свою комнату. И не выходит. Странно, конечно, у нас детишки по всем комнатам носились, в прятки там или в разбойников играли, но Петр Петрович к себе не пускал. И комнату всегда на ключ запирал. Даже если в туалет отлучался. Старухе Макаровне, что напротив меня жила, он сразу не понравился.

- Алкоголик! – определила она. – А в комнате самогонный аппарат прячет. Надо бы участковому сказать...

         Однажды Макаровна пришла к соседу за солью, а сама все норовила в комнату заглянуть. Любопытно ей было. Петр Петрович это понял и старательно проход загораживал. А потом спросил напрямую:

- Что вы там высматриваете? Там вашего ничего нет.

         С тех пор Макаровна его невзлюбила.

Стол Петра Петровича на кухне всегда пустовал, а его конфорку на плите быстро прибрала себе большая семья Дормидоновых.

- Все равно не пользуется, - резонно заметила Раиса Дормидонова, и ей никто не возразил. Надо сказать, ей вообще редко возражали, и ясно, почему: семья Дормидоновых занимала лишь две комнаты из восьми, но по численности населения превосходила всех обитателей квартиры, так что любая инициатива Раисы неизбежно поддерживалась большинством.  

         Петр Петрович жил незаметно, я почти не видел его. После работы он запирался в комнате, а на выходных вообще из нее не показывался.        

         Но однажды в мою дверь постучали.

         Я открыл. На пороге стоял Петр Петрович.

- Здравствуйте, - сказал он.

- Здравствуйте, - сказал я.

- Вы мне кажетесь самым порядочным из всех, кого я здесь знаю, - сказал Петр Петрович, глядя мне в глаза, - и я хотел бы кое о чем вас попросить.

- Пожалуйста, - сказал я, - а что случилось?

Мне польстило, что он выделил меня из всех обитателей квартиры, и все же я его не очень понимал.

- Пойдемте, я кое-что вам покажу, - он провел меня к дверям своей комнаты, открыл ее и втолкнул меня внутрь. Втолкнул, потому что сам я застыл на пороге: мне не хотелось вторгаться в жилище того, кто так тщательно оберегал его от посторонних.

- Входите и будьте, как дома.  

Я вошел. Крохотная комнатка казалась еще более крохотной из-за разделявшего ее огромного книжного шкафа. Обычно так делали родители, отделяя свое личное пространство и спальное место от детей, но здесь был иной случай. Детей у Петра Петровича не было, жены тоже, а шкаф служил преградой для любопытных глаз, потому что за ним располагалось невиданное устройство: мигающий лампочками спрут – таким он мне показался из-за множества сверкающих металлической оплеткой кабелей, спускавшихся со стола и висящим наподобие щупалец осьминога. Внутри машины что-то жужжало и, кажется, даже булькало...

- Это мой многолетний труд, - предвосхищая мой вопрос, ответил Петр Петрович, - дело всей моей жизни: УДИРУН-1.

Чувствуя, что я не совсем понял, он пояснил:

- Устройство Доброты и Разума Универсальное. Номер первый. Экспериментальный.   

Петр Петрович усадил меня в кресло напротив «спрута», а сам принялся ходить вокруг стола, словно ученый на лекции.

- Скажите, друг мой, - по-старомодному обратился он, - вы согласны, что человек – существо несовершенное?

- Ну, разумеется, - ответил я, не понимая, к чему такой вопрос.

- Замечательно. А вы верите в то, что человека можно изменить к лучшему?

- Конечно, - сказал я. – Трудом, воспитанием, примером.

- Ну, а если человек не хочет меняться? А сам, между тем, жизнь портит и себе и другим? – с неожиданным жаром спросил Петр Петрович.

- Ну, на это есть соответствующие органы, семья, общественность... Они пусть и воспитывают.

Сосед засмеялся. Смех его был неожиданно задорен, хотя и тих. Я тоже невольно улыбнулся. 

- Вы сами верите, что тюрьма или общественное учреждение способны исправить закоренелого преступника или образумить хулигана и хама? Да кому до них дело? А между тем эти люди рядом с нами, они везде... Вот сегодня ехал я в трамвае. И что вы думаете? Какой-то гражданин, пьяный, развалился на двух местах, а старушки стоят... да еще и пиво пьет, а бутылку на пол швыряет... Вот что бы вы сделали?  

         Вопрос был с подвохом. Что ответить, если не знаешь всех обстоятельств? Если, допустим, кулаки у мужика здоровые, то лучше не связываться, ну, а если... 

- Большинство ничего бы не сделало, это абсолютно точно, - сказал Петр Петрович, и я был вынужден согласиться. – И это вполне объяснимо. Но не будем останавливаться на причинах, а вернемся, так сказать, к истокам... Так вот. Это несовершенство человека и призван устранить УДИРУН-1.

- То есть как? – очумело спросил я.

- То есть совсем. Мой прибор или, вернее сказать, излучатель, способен исподволь изменить человека, настроить его мозг на частоту доброты и разума!   

- Любого человека? – спросил я, чтобы хоть что-то сказать. Слова Петра Петровича изумили меня совершенно.

- А вот это мы с вами и проверим!

- На мне?

- Нет, мой друг. По моим наблюдениям, в этой квартире как раз вы меньше всех нуждаетесь в корректировке. Вы хороший человек и достойный гражданин, и поэтому вы здесь, в моей комнате. Вы – и никто другой! – с некоторым пафосом произнес хозяин.

- Ну, хорошо, и что вы предлагаете? 

Петр Петрович замялся.

- Мне нужен ваш совет. Как вы считаете, кто из жильцов нуждается в... корректировке?

- Вы хотите использовать прибор на людях без их согласия? – возмутился я. – Это недопустимо!

- Я и сам так думал сперва. Но какой злодей на это согласится? Попробуйте предложить это нашей Макаровне!

- Хм, - я подумал, что здесь он прав. Макаровна ни за что не согласится. Потому что хам не видит, что он хам, а злодей не ощущает причиненного им зла. Они такие, какие есть. Они просто не поймут, о чем им толкуют. А если поймут, будет только хуже...

- Ну, теперь вы понимаете? – улыбнулся Петр Петрович.

- Понимаю. И все же как-то...

- Я не ошибся в вас. Вы думаете, прежде чем что-то сделать. В отличие от многих других, - сосед отечески потрепал меня по плечу. – Не беспокойтесь. Уверяю вас, никакого вреда нашей соседке не будет!

- Но откуда вы можете знать?

Несколько виноватый вид Петра Петровича заставил меня воскликнуть:

- Вы уже испытывали машину! Я прав?

Изобретатель кивнул.

- На ком же?

- В нашем дворе жил один несносный тип...

Я понял, о ком говорил Петр Петрович. Во дворе обитал Шкварников. Именно обитал, ибо находился там с утра до ночи, в обнимку с бутылкой. Все обходили его стороной, но сам Шкварников имел обыкновение цепляться ко всем подряд. Общественность утихомирить его не могла, милиция бороться с ним устала, а иным методам воздействия Шкварников не поддавался, ибо был грузен и могуч.

И, правда, давненько я не слышал за окном пьяных песен и ругани...

- И каковы результаты? – не скрывая интереса, спросил я.

- Он бросил пить и устроился на работу. А во дворе снова гуляют дети.

Я восхищенно молчал.

- Тогда... тогда, наверно, можно. Но почему вы попросили меня участвовать в ваших опытах, если... 

- Мне нужны свидетели, которые могли бы подтвердить полезность и необходимость моего изобретения. Понимаете?

Теперь я все понял.

- Так вот, мы начнем испытание УДИРУНа с нашей квартиры, как отдельной ячейки общества! Итак, вы должны заманить Макаровну сюда...

- Заманить? Но как?

- Придумайте что-нибудь. Ну, а я пока приготовлю машину.

Петр Петрович занялся своим устройством, а я вышел в коридор. Макаровна находилась на кухне, уже отсюда я слышал ее сварливый, перемывающий чьи-то косточки, голос. Я решительно прошел на кухню.

- Марья Макаровна... не могли бы вы на минуточку...

- Чего еще? – спросила она недовольно.

- Я вам хочу кое-что показать... в комнате Петра Петровича.

Ее глазки вспыхнули.

- У него там машина, - наклоняясь к ее уху, прошептал я.

- Какая машина?

- Не знаю. Опасная, наверно. Вот пойдемте и посмотрим. Свидетелей должно быть двое...

Отодвинув меня в сторону, соседка энергично зашагала вперед. Мы вошли в комнату – дверь Петр Петрович предусмотрительно оставил открытой. Застыв на пороге, Макаровна глядела на машину, а изобретатель направил на нее раструб и нажал кнопку. Аппарат загудел и забулькал.

- А разрешение у вас на такие машины есть?- перекрикивая гул, воскликнула соседка. – От нее воняет – а мы дыши! Я на вас пожарному инспектору буду жаловаться!

Размахивая руками, Макаровна кричала все громче, машина гудела, и в какой-то миг соседка умолкла, удивленно огляделась, попросила прощения и убежала за дверь.

Петр Петрович посмотрел на меня. Вид у него был торжественный.

- Готово, - кивнул он.  

- И что теперь?

- Будем ждать результат.

Чтобы увидеть все собственными глазами, я весь вечер отирался на кухне, ведь там происходит все самое значительное в нашей квартире. Но прошел вечер – а Макаровна так и не появилась. Рано утром я ушел на работу, а возвращался, когда стало темнеть. Замечтавшись о горячей яичнице с луком и хлебом, я не заметил, как ко мне подошли.

- Уважаемый, не дадите закурить? – трубный голос раздался над самым ухом, и я невольно вздрогнул. Это был верзила Шкварников, тот самый, что пугал всех в нашем дворе. Но теперь его голос был нежен, как только может быть нежен медвежий рык. И выглядел Шкварников вполне прилично, хоть и несколько помято.

- Ч-что вы сказали?

- Дайте, пожалуйста, сигаретку! – вновь попросил он, и его небритое лицо расплылось в самой заискивающей улыбке, которую мне доводилось видеть.

- Вот, возьмите две, - протянул я портсигар. Шкварников восхищенно поблагодарил, едва ли не кланяясь, повернулся - и я увидел грязный отпечаток чей-то подошвы на его спине.

         Он припустил во двор и, почувствовав неладное, я отправился следом.

         На скамейке, где прежде обитал Шкварников, сидела шумная компания подростков. Верзила подбежал к ним и отдал сигареты. Подростки захохотали. Судя по всему, пиво в их руках тоже он покупал... Я решительно приблизился: 

- А ну-ка, выбросили пиво в урну, а сигареты отдали мне!  

- Чего? – протянул самый рослый из них, судя по всему, заводила. – Эй, Шквар, дай-ка ему по башке! Живо!

- Я не могу, - понурился Шкварников, виновато глядя на меня.

- Зато я могу! – я протянул руку, отвесив заводиле хорошего леща. – А ну, по домам, живо! Тебя это тоже касается! – велел я Шкварникову. Компания разбежалась.

         Рассерженный и озадаченный, я вернулся в квартиру. Но дойти до дверей Петра Петровича не успел. Макаровна схватила меня.

- Дорогой, уважаемый Семен Семенович! – тараторила она, увлекая меня на кухню. – Окажите любезность, попробуйте булочек, я только сегодня испекла!

         Аромат в коммуналке и впрямь стоял великолепный. Но – странное дело – не видно было никого из соседей и даже детворы. И это вечером, когда все обычно собираются на кухне... Я машинально взял несколько булочек, но уйти не успел. Макаровна вцепилась как утопающий за спасательный круг.

- А давайте я вам уборку а комнате сделаю? Вы же один живете, всегда на работе, знамо дело, некогда. А постирать ничего не нужно? Может, за продуктами сходить? 

- Простите, - ошалело пробормотал я, - но я как-нибудь сам справлюсь...

         До меня стало доходить, почему все попрятались. Но они не знали, что случилось с Макаровной, а я знал. Еле отбившись от навязчивой старушки, я заперся в комнате и стал ждать, когда она угомонится. Наконец, в квартире стало тихо. Я осторожно открыл дверь и прокрался к комнате Петра Петровича. Он открыл, едва я постучал.  

- Входите, мой друг, - печально проговорил изобретатель. Глядя на его расстроенное лицо, мне расхотелось произносить обличительную речь, и я коротко спросил:

- Ну, что: видели эффект?

- Видел.

- И?

- УДИРУН явно нуждается в доработке, - кивнул Петр Петрович. – Похоже, блок доброты рассинхронизировался... 

- Петр Петрович, - проникновенно сказал я, - я понимаю, что вами движут самые благородные помыслы, но то, что вы сделали с этими людьми... недопустимо. Они стали добрее, но только для вас.

- Для всех! – попытался возразить изобретатель. – Они стали лучше и добрее для всех!

- То-то весь народ у нас по комнатам попрятался! – усмехнулся я. – А Шкварникова теперь любая мелюзга обижает, он за сигаретами для них бегает.

- Простите, не ожидал такого сильного эффекта, - озадаченно произнес Петр Петрович. – Попробую откорректировать блок доброты...

- Нет уж, верните все, как было! – отрезал я.

- Вы предлагаете сделать из УДИРУНА излучатель зла? Этого не будет никогда!

- Тогда я отправляюсь в милицию!

- Я в вас ошибся, - проговорил Петр Петрович. Он взял в руки пульт с длинным черным проводом и что-то в нем нажал. – Вы не очень добрый человек...

         Машина загудела. И я понял, что медлить нельзя... Мы сцепились и упали на пол. Почувствовав, что силы оставляют меня, и вселенская доброта вплывает в мой недостойный мозг, я изо всех сил двинул ногой по ножке стола, на котором стоял УДИРУН. Конструкция накренилась и с грохотом рухнула на нас...

- Что вы наделали! - выбираясь из-под обломков, удрученно сказал Петр Петрович. – УДИРУН был делом всей моей жизни!

- Ваша жизнь еще не прожита, - поднимаясь и отряхивая брюки, ответил я. – И вы обязательно придумаете что-нибудь получше. Поймите: добро должно идти изнутри, а не насаждаться насильно. Вот только что теперь делать с Макаровной и Шкварниковым?

- Ничего не делать. Само пройдет, - глядя куда-то в сторону, уныло ответил Петр Петрович.

- Как пройдет? – вновь удивился я.

- Со временем. УДИРУН не меняет человека навсегда, он лишь пробуждает скрытые центры добра, снимает внутренние барьеры, понимаете? Временно. Дня на три примерно.

- Что ж вы раньше не сказали?

- Не хотелось признавать, что аппарат недоработан...

- Дорогой Петр Петрович, - я схватил его за руку и затряс. – Это же счастье, что ваш УДИРУН недоработан! И не надо. Оставьте все, как есть.  

         Я поглядел на груду металла, проводов и стекла под нашими ногами:

- Я помогу его восстановить. Знаете, я убежден, что все мы добрые - а если забыли или стесняемся доброты, то УДИРУН-2 еще себя проявит. Я уже знаю, где мы его установим...